Бастиан одновременно знает и не знает, что ответить.
Бастиан не может сказать, что Англия манила его. Манчестер — удобный вариант, подвернувшийся под руку: одобрение брата, смена чемпионата, другие люди, амбиции на еврокубки. Манчестер — ухоженные тротуары «золотого треугольника», довольные улыбки Аны (Бастиан не ищет в них фальшь, потому что боится её найти), и… и… ещё что-нибудь? Что-нибудь обязательно есть, он найдёт, когда освоится.
Лукас, в принципе, и так знает, зачем Бастиан сделал то, что сделал. Знает он и о том, что Бастиан мог бы выбрать любую страну мира, если бы того захотел. Но ему нужно, чтобы он сказал это. Смог сформулировать это — хотя бы для себя.
Бастиан хочет нового.
Бастиану скоро тридцать один год. Вся его жизнь — с одними и теми же людьми. Ничего нового вокруг него. Мюнхен — железные чернила в его сосудах, рубцы на его сердце, тиски в его голове. Мюнхен — его всё. Он пережил с ним взлёты и падения. Проигрывал — и побеждал.
Бастиану не то чтобы надоело, и он не то чтобы устал — ему достаточно.
Лукас понимает его. Настолько, насколько может, потому что на данный момент Бастиана из целого мира могут до конца понять только два человека. Лукас говорит, что Англия — довольно неплохой вариант, если сравнивать с Америкой и Катаром.
Бастиан улыбается.
Бастиану скоро тридцать один год. Он чувствует себя безнадёжно старым, чувствует, как жизнь убегает сквозь пальцы. Он боится, что сделал неправильный выбор в своей жизни, отдав её Баварии. Или потратив время на Сару.
— Глупости.
Лукасу говорить проще, у него жена и ребёнок, и Англия уже успела его проглотить — и пережевать, и... выплюнуть.
Бастиану скоро тридцать один год, и он хочет поменять свою жизнь. Так же легко, как это делают люди младше, чтобы считать себя одним из них. Чтобы поймать те беззаботные и прекрасные года молодости за хвост.
Сейчас, в Манчестере, с Аной, он чувствует себя моложе. Сейчас, оставив Альянц Арену и всех своих друзей, он чувствует себя…
— Моложе? — с легкой издевкой.
Бастиан вздыхает.
— Неужели я опять ошибся, Луки?
Лукас улыбается и говорит, что рискующим воздастся. Говорит, что все, кому нужно, поняли его правильно — Бавария Мюнхен не выбросила его, а отпустила. Говорит, что всё получится, что тридцать первый номер будет за ним и что он ещё поднимет над своей головой какой-нибудь кубок — насколько тяжело ему говорить это, как де-юре бывшему канониру, но он делает это ради Бастиана.
Бастиан успокаивается — и не лжёт себе в этом. Потому что сделать это может только Лукас. Потому что он знает его много лет, потому что он не отрекается от него, потому что он понимающий, добрый, верный, и такой...
Лукас затыкает его, заливисто смеясь, и этот смех работает: им обеим на душе становится чуточку лучше.
Бастиан вдруг в мгновение мрачнеет и просит Лукаса не считать, что он считает ошибкой и его. Скорее, одним из примеров верного выбора. И добавляет тихо-тихо, подавленно и почти робко, что любит.
Лукас спешно уверяет, что даже об этом не подумал — он не лжёт, говоря это, потому что был в нём (в них) непоколебимо уверен — и просит в ответ держаться с ним на связи.
Хочется обнять Басти и сказать, что все хорошо, что он ещё молод и огогого! Но это за нас Лукас сделает.
Потому что он знает его много лет, потому что он не отрекается от него, потому что он понимающий, добрый, верный, и такой... спасибо, отсюда и до забора я таяла как могла.
Спасибо большое за текст, хотелось почитать что-то такое доброе и спокойное! Замечательно написано) заказчик.
534
Потому что он знает его много лет, потому что он не отрекается от него, потому что он понимающий, добрый, верный, и такой...
спасибо, отсюда и до забора я таяла как могла.
Спасибо большое за текст, хотелось почитать что-то такое доброе и спокойное! Замечательно написано)
заказчик.